От Земли до Марса десятки миллионов километров. Даже в периоды Великих противостояний, когда дистанция между этими планетами минимальна, невооруженным взглядом нельзя увидеть ничего, кроме малюсенького рыжего диска.

Другое дело — если взгляд вооружить. Наблюдатель с Марса, снабженный необходимой оптикой, в самом начале 2022 года мог бы разглядеть не только очертания земных континентов и океанов, не только скопление искусственных спутников возле земной атмосферы, но и необычную активность на дальних подступах к ней. Две серебряные звездочки поднимались все выше и выше над поверхностью Земли, словно собирались навсегда покинуть этот голубой оазис посреди черной пустоты.

Впрочем, одна из звездочек оказалась менее решительной, чем другая. В какой-то момент ее движение от Земли остановилось, а потом она вспыхнула и резко изменила направление полета. Вторая звездочка продолжала подниматься по длинной дуге, но вот и она заняла постоянную орбиту, как будто не решаясь покинуть подругу. И сколько бы ни вглядывался марсианский наблюдатель в свою оптику, долгое время ничего нового он не увидел бы.

* * *

В главном зале московского Центра управления полетами, ЦУПа-М, была обычная рабочая атмосфера. Никто не расхаживал в проходах между пультами, нервируя операторов, никто не повышал голос, не истерил и не ругался. Специалисты обменивались лаконичными репликами, периодически поглядывая на большой «центральный» экран, на котором отображались траектории космических кораблей. Между тем ситуация складывалась отнюдь не штатная. Пилотируемый корабль «Русь-2М» с экипажем Первой марсианской экспедиции должен был подняться с низкой околоземной орбиты на высокую, где его поджидал готовый к отлету межпланетник «Арес-1». Чтобы быстро проскочить радиационные пояса, использовался стандартный разгонный блок. Но в самый ответственный момент блок отказал.

— Так что там с разгонником?

Этот вопрос Ирина Пряхина, глава Совета по космонавтике при президенте России, адресовала непосредственно начальнику ЦУПа — доктору технических наук Быкову.

Тот обвел хмурым взглядом собравшихся в совещательной комнате — высших офицеров Военно-космических сил России, руководителей Европейского и Российского космических агентств, заместителя директора НАСА, делегатов из разных стран — и доложил:

— Мы пока точно не знаем, разбираемся. Зафиксирован взрыв. В связи с угрозой для жизни космонавтов командир экипажа Иван Серебряков принял решение об экстренной расстыковке с разгонным блоком. Однако из-за деформации корпуса корабля, вызванной, очевидно, тем же взрывом, расстыковку произвести не удалось. «Русь» остается на нерасчетной орбите — ждет спасателей.

— А второй корабль? Что с экипажем Аникеева?

— Вышел на геостационар в заданное время. Идет проверка систем корабля. Сбоев нет. Экипаж ждет приказа на сближение с «Аресом».

— Благодарю вас. Вы всё слышали, господа. Прошу остаться в этой комнате только официальных представителей сторон — организаторов марсианской экспедиции. Нам нужно принять решение о старте экипажа-дублера. Остальных прошу пройти в кафе или в зимний сад. И, пожалуйста, пока не общайтесь с прессой. Скоро мы сделаем официальное заявление.

* * *

Андрей Карташов сохранил написанное и, отвлекшись от текста, несколько секунд любовался старой открыткой, закрепленной над индикационной панелью. На открытке был изображен причудливый пейзаж — загадочные башни с острыми шпилями, два человека в неуклюжих скафандрах, огромная чужая планета, багрово сияющая над ними. Так художник Андрей Соколов проиллюстрировал старую, неподтвердившуюся гипотезу Шкловского о том, будто бы спутники Марса — это орбитальные поселения, созданные в древности инопланетной цивилизацией.

Кроме Карташова, в спускаемом модуле космического корабля находились еще пятеро. Амортизационные кресла были расположены «ромашкой» — космонавты полулежали в них, почти касаясь друг друга шлемами скафандров. Наверное, со стороны это выглядело трогательно, но Андрею очень не нравилось такое положение: вроде бы друзья рядом, можно беседовать, обмениваться шуточками, только вот в глаза не посмотришь, мимику не отследишь. Еще Карташова тяготило вынужденное безделье — на данном этапе полета его знания астробиолога, специалиста по СЖО[1] и кулинара оказались не востребованы, а истомленная душа требовала действий. Штатный психолог экспедиции советовал в таких случаях расслабиться, переключиться на что-нибудь нейтральное или вспомнить приятный эпизод из прошлого. Но в голову лезли исключительно мрачные мысли.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Андрей начал писать в блог. Тем более, это входило в его прямые обязанности. Казалось бы, что тут особенного? Миллионы людей по всему миру ведут блоги. Однако даже такое простое дело здесь и сейчас превращалось в нечто принципиально новое... неизведанное.

Вздохнув, Карташов вернулся к планшетке.

— Проверка систем! — громко объявил командир Аникеев.

— Параметры ДУ[2] в пределах нормы, — тут же откликнулся Жобан. — Перерасхода топлива нет.

— УКК[3] в норме, — доложил Булл. — Идем чисто. И с погодой повезло.

— Сплюнь, — посоветовал командир. — Вдруг испортится.

Их слова тоже были данью традиции. Любой из членов экипажа мог следить за состоянием основных систем корабля на индикационных панелях перед собой. Панели эти назывались «транспарантами», хотя на громоздкие световые сигнализаторы, созданные больше полувека назад, совсем не походили. Все-таки космонавтика — очень консервативный вид деятельности. И при этом самый передовой. Парадокс!

— На связи «первые», — сообщил Булл.

— Привет, парни! — раздался в наушниках голос Ивана Серебрякова. — Как ваши дела?

— Нам-то что сделается? — отозвался Аникеев. — У вас как?

— Обещают, что «Дракон» стартует в течение трех часов. Через сутки снимут гарантированно. Вы уже улетите...

— Добро на стыковку и старт пока не получено.

— Получите, куда вы денетесь…

Аникеев помедлил с ответом. Даже не видя его лица, Карташов легко мог представить, какие эмоции тот испытывает.

— Переживаешь? — осторожно спросил командир.

— Переживаю, — признался Серебряков. — Сил нет! Все переживают. Майкл ни с кем разговаривать не хочет. Жак каракули рисует в блокноте...

— Еще будут экспедиции...

— Не говори ерунды, Слава! — Голос Серебрякова опасно зазвенел. — Понимаю, утешить хочешь! А смысл?! Думаешь, я совсем идиотик, не знаю, что этот полет, может, первый и последний в столетии?

Карташов внутренне напрягся. Ему почудилось, что сейчас Серебряков в сердцах произнесет слова, которые ни в коем случае нельзя говорить вслед улетающим космонавтам. Но командир «первых» сумел побороть обиду и заговорил намного тише:

— Мы ведь были уверены, удача за нас. И тут, понимаешь, такое... Теперь все вам достанется. Значит, твое шаманство посильнее моего... Ну и пусть! Кто-то ведь должен это сделать. И вы это сделаете, Слава! Верю, что справитесь! И если у вас получится, то, может, еще полетаем?.. Спокойной вам плазмы. И счастливого пути!

Серебряков отключился.

Разговор сильно задел Карташова. Он даже вспотел и с ужасом подумал о том, какие пики выбрасывает сейчас его кардиограмма на медицинском мониторе ЦУПа. В терапевтических целях Андрей стал смотреть на открытку-репродукцию и постепенно успокоился.

Да, удача оказалась на их стороне. Еще неделю назад Карташов без колебаний отдал бы правую руку за шанс оказаться в экипаже Серебрякова. Знал, что это невозможно, но теплилась надежда на чудо. Вдруг Жак заболеет в последний момент, подцепит вирус или бациллу, и тогда большим начальникам будет уже не до политики — лететь-то надо, хочешь не хочешь, а дублера за день не подберешь. Выглядело по-детски наивно, да и с чистотой помыслов тут не все в порядке, но ведь ничего плохого он, в сущности, и не хотел: Жак — известный ловелас, зачем ему иные миры? Аэлиту он там точно не найдет!

И вот как повернулось. Полетел бы с Серебряковым — сидел бы сейчас на низкой орбите, грыз ногти, кусал локти. Прав командир «первых», наше шаманство оказалось сильнее. Не зря, значит, Булл везде таскает синий берет. Не зря Аникеев никогда не выпивает в компании с четным числом собутыльников. Не зря Гивенс вешает над кроватью «ловца снов» и очень не любит, когда при нем чертыхаются. Не зря ты сам брал на тренировки свой «талисман» — старую открытку, подаренную Яной...

А ведь ты, Андрей, всегда считал себя неудачником. Теперь даже смешно вспоминать! В первый раз срубился на медкомиссии. Потом все-таки прошел в Отряд, но вылетел после курса общекосмической подготовки с формулировкой «морально неустойчив». И с третьего захода тоже ничего серьезного не светило... А может, просто накопилось «минусов»? Вот они и дали, сложившись, «плюс»...

Как там поет Верещагин в «Белом солнце…»? «Ваше благородие, госпожа Удача, для кого ты добрая, для кого иначе...»

Впрочем, еще не вечер. Почему-то ЦУП затягивает с разрешением на стыковку. И обратный отсчет тоже не запущен — так ведь можно и из «окна» вылететь. Неужели случилось что-то еще?

* * *

— Я категорически против старта дублеров! — отчеканила Пряхина. — И вы отлично знаете — почему. Да, я утвердила экипаж Аникеева, хотя у каждого из членов этого экипажа были проблемы в прошлом. Но утвердила только для того, чтобы не сорвать наше сотрудничество в целом. Мне казалось, вы понимаете это, мистер Грант. И вы, месье Шуази.

Заместитель директора НАСА и директор Европейского космического агентства переглянулись, вслушиваясь в английскую речь переводчика.

— Отправлять их в полет сейчас — значит заведомо погубить экспедицию! Разве в этом наша цель? Конечно, нам предстоит отчитаться за потраченные деньги налогоплательщиков. Так вот, я считаю, что неисправность разгонного блока всех нас извинит. Лучше признать, что нам потребуется еще какое-то время для подготовки старта, чем отвечать за экспедицию, которая потерпит неудачу.

— Отмененная экспедиция уже потерпела неудачу, — тихо заметил Быков.

— Вы забываетесь, уважаемый! Вам нужно напоминать о субординации? Или, может, соскучились по лекторской работе? Так я могу поспособствовать...

— Позвольте, мадам Пряхина! — с сильнейшим акцентом сказал Грант.

— Слушаю вас.

— Я не понимаю, как прошлое этих людей может помешать им в выполнении миссии. Если они сейчас на орбите, значит, мы уже поверили в них. И еще. Я должен напомнить, что следующий период, удобный для старта, наступит только через четыре года. И к тому времени мы уже не будем располагать теми ресурсами, которые у нас есть сегодня. Срок эксплуатации «Аресов» подойдет к концу. Межорбитальные буксиры тоже придется заменить. Вы готовы взять на себя такую ответственность перед человечеством? Готовы остановить космическую экспансию на годы, а возможно, на десятилетия??

— Да, я готова, — бесстрастно ответила Пряхина. — И раз уж международные договоры возлагают на меня полномочия принимать решения в экстраординарных ситуациях, я намерена этими полномочиями воспользоваться. Даже если вы все, господа, со мной не согласны.

В совещательной комнате повисла тишина. И в этот момент громко и требовательно зазвонил старомодный телефон правительственной связи, стоявший на столике в углу.