Они пересмотрели запись еще дважды.
Девочки в красном галстуке не было.
Зато был человек, одетый этаким женихом из дальнего Подмосковья: в черную молодежную куртку, черные джинсы, черные туфли. Бледное, простоватое лицо — разглядеть которое, впрочем, оказалось непросто. На съемке оно находилось не в фокусе, да вдобавок смазывалось движением: незнакомец тут же ретировался. И это было, пожалуй, единственным обстоятельством, которое роднило незнакомца с пионеркой-фантомом.
Огнев, влекомый внезапно осенившей его догадкой, подошел к столику, под которым нашел свой конец небывалый паук-мутант.
Приподнял столик, поставил на ножки.
Так он и думал. Вместо паука размером с тарелку там, в малоаппетитной кашице, были распластаны останки черного домового таракана.
А ножка кровати, само собой, оказалась и вовсе целехонька. Никто ее не грыз, никто не накрошил на пол два стакана опилок.
«Пситроника, — заключил Огнев, сам не веря, что он, шакал желтой прессы, мысленно произносит это слово без тени иронии. — По нам кто-то долбит пситроникой. Но зачем?»

Аникеев еще раз перечитал свежую радиограмму ЦУПа-М.
Это было «штормовое предупреждение» от астрофизиков. Через два часа курс корабля должен был пересечься с выброшенным Солнцем потоком быстрых протонов — смертоносной космической картечи, способной в известных условиях уложить наповал и слона.
Такие феномены известны в просторечье как «вспышка на Солнце». Обитателей Земли, защищенных магнитным полем планеты вкупе с толстой атмосферой, они не слишком беспокоят. А вот для космонавтов на борту «Ареса» солнечные протоны могли представлять смертельную угрозу.
Эту щекочущую нервы новость командир корабля поведал на общем собрании экипажа.
Как ни странно, почти все коллеги встретили ее с энтузиазмом. Особенно обрадовался Пичеррили — энтузиаст идеи пересчета траектории ради победы над тайконавтами в марсианской гонке. И хотя от рискованной затеи пока отказались, чувствовалось, что проблемы пролета мимо звезды по имени Солнце все еще будоражат его ум.
— Вспышка? Отлично! — воскликнул итальянец. — Мы загодя получим модель облучения в точке нашего максимального приближения к светилу!
— Вряд ли модель будет точной… — Аникеев был настроен скептически. — По тепловому излучению совсем не та картина получится.
— А знаешь, командир, — вступился Карташов, — Пичеррили прав. Это отличный повод провести полноценные учения по радиационной тревоге. А заодно — и по тепловой!
— По тепловой? — переспросил Гивенс.
— Да, — подтвердил Аникеев. — Все знают, что система охлаждения корабля основана на конструкции «разбрызгиватель-улавливатель», то есть капли хладагента летят непосредственно через космическую среду. Но не все помнят, что при усилении корпускулярной бомбардировки мы начнем терять рабочее тело системы охлаждения.
— Это неочевидно, — вставил Гивенс.
— Очевидно или нет, мы должны принять эту гипотезу за факт, — отрезал Аникеев. — А потому приказываю: реактор заглушить, оборудование списка «Б» отключить. Переходим в режим минимального энергопотребления. Также — раскрываем аварийные солнечные батареи. Они дадут нам минимально необходимое энергообеспечение и обеспечат дополнительную экранировку от Солнца.
— Про режим радиационной тревоги еще напомни, — подсказал Карташов.
— Напоминаю. Солнечную вспышку будем пересиживать в жилом блоке, который защищен баками с аргоном и водой. Покидать жилблок — запрещаю категорически.

В отсеке было темно. Лишь один переносной фонарь освещал лица собравшихся. Как определил Жобан, именно здесь, в районе обеденного стола, ожидалась наименьшая плотность протонного потока. Ближайшие часы все члены экипажа были обречены провести вместе — локоть к локтю, душа к душе.
— Ну и какой досуг запланирован у нас для подобных случаев? — поинтересовался Джон Булл.
— Преферанс?
— Покер?
— Медитация на космическую пустоту?
Карташов щелкнул пальцами.
— У меня идея получше. Давайте устроим «Тысячу и одну ночь».
— Я не против, — Аникеев лукаво усмехнулся, — если ты имеешь в виду одноименный балет, конечно... Только вот женщины на борту отсутствуют!
— Я имею в виду истории, — уточнил Карташов.
— Историю? Античную историю? — оживился Пичеррили. Древний Рим был его тайной слабостью.
— История — это кошмар, от которого я проснулся еще в школе. — Карташов сиял, ему неподдельно нравилась его придумка. — Я же говорю не про кошмар, а про веселье! Давайте рассказывать истории. Из жизни.
— Как в Обществе Анонимных Алкоголиков? — поморщился Гивенс. — Дескать, я, Джо Шмо, ветеран войны в Ираке, всегда прятал бутылку виски в бачке унитаза. Но моя жена Эндж пронюхала об этом! Она страшно разозлилась и налила в бутылку воды из унитаза вместо виски... А я не разобрался и выпил, поскольку по цвету они почти не отличались!
— Прекрасно, Эд. Твоя история засчитана, — с серьезнейшим видом поощрил Гивенса Карташов.
Тот иронии не оценил.
— К дьяволу «засчитана»! Мой отец был алкоголиком! Я водил его на собрания Общества! С тех пор ненавижу истории, в которых люди выглядят дегенератами!
— Решено: таких не будет, — сдался Карташов. — Предлагаются... эротические приключения! Пусть каждый расскажет самую волнующую историю из жизни своей плоти!
— Не кажется ли тебе, Андрей, что в этом есть нечто... излишне подростковое? — холодно осведомился Булл.
— Тогда — о первом полете. Мы же все летали! — Карташов не сдавался.
Лица собравшихся за столом помолодели. Как видно, каждому вспомнился его первый полет.
— А по-моему, надо вот как, — предложил Пичеррили. — Один — про полет, другой — самую смешную историю, третий — самую загадочную... Четвертый — самую печальную. Пятый — историю своего большого торжества, триумфа. А шестой...
— А шестой — про любовь! — Глаза француза горели. Видно было, что, в отличие от выросшего в семье сельского пастора Джона Булла, сыну амстердамской скульпторши и парижского джазмена Жан-Пьеру идея понравилась.
— Я беру про любовь, — поднял руку Пичеррили.
Француз нахмурился.
— Эскюзе муа, но любовь уже застолбил я.
— Не ссорьтесь, горячие космические парни, — примиряюще выставил ладонь Аникеев. — Мы сделаем шесть записок. На первой напишем «любовь», на второй — «полет», на третьей — «загадка» и так далее. И будем тянуть жребий.

— Ну вот... Как всегда, мне самое сложное, — вздохнул Карташов, развернув записку. — Смешная история.
— А что тут сложного? — удивился Пичеррили. — Неужели в твоей жизни не было забавных случаев? Скажем, ты на выпускной бал от волнения надел два галстука вместо одного. У меня так и было, кстати.
— Проблема в другом. Со мной в жизни случилось слишком много дурацких историй. Мои студенческие годы только из них и состояли. Не знаю даже, как я со своей образцовой биографией клоуна пробрался в отряд космонавтов...
— В таком случае я осмелюсь выразить общее мнение и скажу, что твою историю мы все ждем с особенным волнением, — Аникеев ободряюще улыбнулся.
— Что же, — Карташов вздохнул. — Тогда держитесь.

«Мне было восемнадцать, и я был по уши влюблен в преподавательницу высшей математики Нину Валериановну Авербах.
Кандидату матнаук Нине Валериановне стукнуло тридцать три года, она была подающим надежды сотрудником и, конечно же, доцентом. Но разрази меня гром, если на вид ей можно было дать больше двадцати пяти!
Ее фотография красовалась на Доске Почета в холле университета. Входя в храм знаний, я всякий раз посылал «моей Ниночке» воздушный поцелуй. Никогда не забуду строгий абрис ее бледного лица, каштановые локоны до плеч и смелую линию бровей, которая подчеркивала ее взгляд, лучащийся внутренним благородством.
Когда она шла через аудиторию, стонущую над контрольной, шла, легонько постукивая себя лазерной указкой по бедру, я впадал в тихий экстаз. Причем, прошу понять меня правильно, мои чувства носили почти платонический характер!
Вершиной наших вероятных отношений я видел невинный поцелуй при луне. Хотя к тому моменту уже был сравнительно опытным в сексуальных делах мужчиной. Моими «бывшими девушками» считали себя целых три особы с нашего курса! Но это я немного отвлекся, уж очень мне хотелось вытянуть «самую эротическую историю»...
Увы, по высшей математике я успевал отвратительно. Три балла были пределом мечтаний. Когда Нина Валериановна объясняла, я, вместо того чтобы слушать, пялился на ее ножки. И больше всего на свете мечтал назвать ее «Ниной» без Валериановны».

— Преамбула многообещающая. — Француз потер ладони и сделал декамероновское лицо. — Но затянувшаяся.
В отличие от Жобана, Аникеев был доволен столь пространным началом на все сто процентов.
«Давай, Андрюша, пой соловьем, тяни время», — мысленно приободрил он товарища.
Во-первых, Аникеев совершенно не мог взять в толк, что ему делать с его историей. Ему досталась бумажка с надписью «триумф», а с триумфами в его жизни все было ох как непросто...
Ну, а во-вторых, командир был единственным членом экипажа, кто не поленился включить свой служебный наладонник.
Такой гаджет имелся у каждого. На него поступала информация от центрального борткомпьютера.
Командира волновали две группы данных: плотность протонного потока и градиент температуры на борту корабля.
Данные были пока что в пределах нормы. Почти в пределах нормы... Но все-таки командир оставался командиром. Обязанным непрерывно просчитывать ситуацию, просчитывать на три, на пять ходов вперед. И Аникееву сейчас позарез требовалось время для анализа. Которое, похоже, и обещал предоставить в его распоряжение красноречивый Карташов.

«Перед новым годом Нина заболела. А я не был допущен к сессии из-за несдачи зачета по высшей математике.
Не желаю утомлять уважаемых коллег рассказом об ухищрениях, к которым я прибегнул, чтобы набиться в гости к обожаемой математичке. Скажу только, что в один морозный день я все-таки подстроил так, чтобы оказаться у нее в гостях.
По своему академическому статусу Нина была «приглашенным ученым» и жила в кампусе нашего Новосибирского универа, в отличном преподавательском общежитии. Ох и набегался я по сорокаградусному морозу в поисках этого злосчастного общежития! В спутниковой карте, загруженной в мой телефон, была ошибка, стоившая мне получаса времени! Из-за этого у цветов сдохла обогреваемая упаковка, которая поддерживала внутри букета температуру плюс десять. Так что вместо многоголового ботанического чуда я донес до моей возлюбленной унылый, поникший веник.
— Карташов? — поинтересовалась Нина Валериановна своим звенящим сопрано. — Да где же вы ходите? Я вас уже тридцать четыре минуты дожидаюсь!
— С наступающими праздниками! — проблеял в ответ я и протянул ей смерзшийся букет, обмирая от любви и нежности. Но, как оказалось, все самое страшное было впереди».

— Лиха беда началом, — покачал головой Джон Булл. — Если, конечно, я правильно воспроизвожу это древнее русское выражение.
— Лиха, еще как лиха, — согласился Карташов.
И Аникеев мысленно поддакнул: «Беда».
Он только что перепроверил данные по температурному градиенту, и картинка совсем перестала ему нравиться.

«В общем, «моя Ниночка» пустила меня в свою до блеска вылизанную квартиру и усадила за стеклянный столик. Дождалась, пока я вытяну билет, и сказала, что Цербером сидеть надо мной не станет. Ей, дескать, нужно на час выйти по срочному делу — дать интервью для новогоднего выпуска канала «Наука».
— Вы как раз успеете всё как следует решить, — Нина Валериановна обнадеживающе похлопала меня по плечу, и от ее прикосновения в моей душе случился неопасный такой сход лавины — лавины счастья.
В общем, она ушла, а я остался.
После того, как я жадно впитал глазами все детали ее девичьего быта (хотя она находилась в разводе и, строго говоря, быт у нее был не девичьим, а женским) — помидор в кадке на окне, морской аквариум, тапочки во второй балетной позиции перед зеркалом в прихожей, — я взялся за билет.
Обе задачи оказались легкими. Я решил их за пятнадцать минут. И еще за десять перепроверил. До прихода моей дивы оставалось минимум полчаса.
Мое изнуренное любовью сердце тяжело бухало в груди. Я спрашивал себя: может ли ангел Н.В.Авербах полюбить бестолочь по имени Андрюха Карташов?
Да, лучшего лыжника потока. Да, лауреата стипендии имени Вернадского. Но все равно бестолочь!
А вдруг у меня пахнет изо рта? А вдруг я, по ее мнению, непроходимо глуп?
Что ж, с глупостью я сладить за полчаса не мог. Но с запахом изо рта можно было побороться.
Я полез в сумку за мятными драже... и неловким движением уронил сумку с дивана на выложенный плиткой пол!
В сумке что-то тревожно звякнуло.
Лишь тогда я вспомнил про бутылку ликера из ягоды гуамаро».

— Гуамаро? Так это же известный... как говорят у вас в России... бабоукладчик! — возликовал Пичеррили.
— Именно, Бруно. Напиток сладкий и стремительный, как страсть на сеновале, — сентиментально вздохнул Карташов.
«...Стремительный, как рост температуры на борту корабля», — эхом отозвались ему мысли Аникеева.

«Бутыль — о чудо — не разбилась! Лишь в районе горлышка залегла зигзагом трещинка. Но даже эта трещинка напрочь лишала подношение презентабельного вида!
И я решил: зачем добру пропадать? Грамм сто ликера тяпну, а остальное выброшу из окна. Благо внизу темно, сугробы — глубокие, никто не заметит.
Я поднес бутылку к губам и... у нее отвалилось донце! Значит, и там была трещина, которую я проглядел!
Итог: мои джинсы оказались сплошь залиты липким малиново-алым нектаром!»

Судя по лицам, компания космоплавателей была готова взорваться злорадным гоготом.
— Но это еще не все, — Карташов назидательно воздел палец.

«Надо оперативно отмыть пятна, решил я. На улице мороз. К приходу Нины джинсы успеют высохнуть.
Я бросился в ванную. Трепеща от восторга — в ванной все пахло ею, моей длинноволосой королевой, — я пятна как следует застирал.
Вышел на балкон. Кое-как повесил ставшие насквозь мокрыми штаны на бельевую веревку. Вернулся в комнату и засел на диване с номером «Изобретателя».
По моим расчетам, джинсы должны были подсохнуть примерно за полчаса.
Я заварил чай. Позвонила Нина и сказала, что задерживается на телестудии.
Я вздохнул с облегчением: а жизнь-то налаживается!
Стянул в полки еще один номер «Изобретателя». Который оказался никаким не «Изобретателем», а журналом «Женские секреты».
Глянцевое издание было набито вульгарными статейками вроде «Сто признаков того, что ваш приятель — импотент». Помню, я был всерьез удивлен, что Нина, моя богиня, читает такую пошлятину.
Когда таймер телефона пропищал, что джинсы пора снимать, я бросился на балкон. Там студено потрескивал сибирский вечер.
Я дернул джинсы вниз. Ни в какую. Дернул еще раз. Ноль реакции.
Ч-черт! Да они примерзли!
Намертво примерзли к веревке! В сущности, превратились в штаны изо льда!
Я, конечно, начал раскачивать джинсы туда-сюда, чтобы они наконец отвалились.
Кто мог знать, что мои штаны так подведут меня — вместо того, чтобы по-нормальному высохнуть?!
В общем, я сам не понял, как так получилось, что ледяные штаны соскочили с веревки и врезались в окно гостиной.
С криминальным звоном хлынул вниз и разлился по полу стеклянный бой.
— Что здесь происходит? — спросила Нина Валериановна, входя в комнату.
Она даже не сняла сапоги! На песцовом воротнике ее пальто таяли крупные, красивые снежинки.
А я — я стоял перед своей любимой в одних трусах и затравленно сопел.
Что я должен был ответить?
«Я блестяще решил обе задачи и на радостях разбил вам окно»?
Или: «Вас не было так долго, что у меня случился приступ клаустрофобии»?

— Сессию провалил? — спросил Жобан, как показалось Карташову, с надеждой.
— Нет. Нина приняла зачет.
— Ты еще скажи, что вы встречались после этого. Ну... как мужчина и женщина.
— Не встречались, — в голосе Карташова зазвучала печаль. — Но ходили вместе пить какао. Я продолжал ее любить до самого третьего курса...
— Но одногруппники назвали тебя Парнем, Который Разбил Окно Джинсами? — это уже поинтересовался Булл.
— И этого не было, — развел руками Карташов. — Вы первые, кто услышал эту нелепую историю от начала до конца.
— Зря. Такие истории должны служить людям, — без тени иронии сказал Булл.
— Людям? Ладно. Вернемся — уволюсь из космонавтов и пойду в писа… — согласился Карташов, но продолжить ему не дал Аникеев, стряхнувший с себя владевшее им оцепенение.
— А ты знаешь, Андрей, — сказал он, — эти твои ледяные штаны нас, кажется, спасут.
— Спасут от чего? Или — дайте угадаю — вы просто надеетесь уклониться от своей истории? — осведомился Пичеррили с ядовитой улыбкой.
— Дело вот в чем, — Аникеев взял деловой тон, игнорируя реплики итальянца. — Хотя мы, отрабатывая тепловую тревогу, отключили почти все агрегаты, из-за глушения системы охлаждения корабль перестал эффективно отдавать тепло в космическую среду. То есть мы-то его отдаем, конечно. Излучаем со всех внешних поверхностей. Но, повторюсь, не столь эффективно, как хотелось бы. А Солнце на нас светит. В итоге мы нагреваемся. Медленно. Но уверенно.
— И? — поощрил его Булл.
— И уже через сутки, например, в жилом отсеке будет тридцать восемь градусов тепла. Через двое суток — пятьдесят. Через четверо — семьдесят.
— Ну значит, надо просто включить систему охлаждения, — беспечно пожал плечами Гивенс.
— Ты не понял, — пояснил ему Булл, перейдя на английский. — Сейчас это не проблема. Но в зоне максимального приближения к Солнцу проблемой станет. Потому что там система охлаждения может отказать из-за потери рабочего тела под солнечным ветром.
— О’кей, мы покойники, — легко сдался Гивенс. — И как же нас могут спасти штаны мистера Карташова?

Добавить комментарий

Комментарии


Анонимный 23 сентября 2010 г. в 12:22

Отлично! Спасибо авторам! Но есть какой то запашок, что и следующие авторы должны продолжить такие "рассказы в рассказе". Надеюсь этого не будет ))
А как могут помочь щтаны - наверное тем что из корабля постепенно будут выкидывать в космос вещи согретые теплом от солнца, которые они и так хотели выбросить.
Не судите строго ))
с Уважением dr_efa


Анонимный 23 сентября 2010 г. в 12:48

Надеюсь, спасать придется не мне ;)

Один из авторов


Анонимный 23 сентября 2010 г. в 13:41

Действительно спасибо! Хотя бы за вспышку на Солнце и прочее - наконец то! Уже чувствуется, что летим на Марс. А то пауки какие-то... Паукам - бой! Так их! Появился космос с протонами и температурами. Карташовская штана на все стороны ага!

Один из анонимов (с уважением )))


Анонимный 26 сентября 2010 г. в 18:11

Гораздо лучше! Спасибо!

Вопрос одному из авторов: черёд определяет жребий или же какие-то иные договорённости?


Анонимный 27 сентября 2010 г. в 14:40

Черёд определяется исключительно расположением небесных светил. Если гороскоп автора благоприятен, он немедленно садится за работу.

Один из авторов


Анонимный 27 сентября 2010 г. в 15:03

Получаем неопределённость вида: желать Вам оправдания надежды или благоприятного гороскопа... Рекурсия, однако. Если, конечно, благоприятность ещё как-то связана со сбыточностью надежд.


Анонимный 29 сентября 2010 г. в 00:45

разбрызгивание хладагента в вакууме конечно более к фантастике чем к науке, но все лучше чем про агентофф коварного империализьму и психотропных пауков :)

авторы вернулись таки в конструктивное русло, что не может не радовать :)

интересно, а как эту вспышку переживут забытые тайконавты и призрак? ;)


Анонимный 29 сентября 2010 г. в 18:23

Действительно, а как там тайконавты? Произошла вспышка на Солнце, а у них даже пси-технологий нет. Видимо делом занимаются - летят и опережают ))Призрак-5, видимо на закуску...


Анонимный 29 сентября 2010 г. в 22:57

Разбрызгивание хладагента в вакууме -- вполне реальный проект. Почитайте описание ядерного межорбитального буксира "Паром". Технология называется "холодильник-излучатель капельного типа". В качестве хладагента используются минеральные масла. Испытано еще на "Мире".

Что касается китайцев, то вы, наверное, не заметили, что они летят по траектории от Солнца, в то время как "Арес-1" совершает оверсан по парадоксальной траектории.


vchernik 30 сентября 2010 г. в 15:52

Николай, а модель - действующая?


vchernik 30 сентября 2010 г. в 15:55

Наконец-то за дело взялись Зоричи. А то первый круг пропустили, в Харькове прогуляли... Надо нагрузить теперь их двойной порцией:-)


Николай 30 сентября 2010 г. в 17:56

vchernik,
Нет, к сожалению на настоящий момент ето все еще только модель в 3DS-формате. Нужно ее експортировать и написать DLL с физическими характеристиками буксира,симуляцией двигательной установки и верньер, анимацией антенны и т.д. Несколько месяцев назад у меня полетел винт и я все еще не успел восстановить все, не хватает времени...


Анонимный 2 октября 2010 г. в 16:18

Авторы, вы в новосибирском академгородке были, где Универ находится? Где там можно заблудит00;ся? Все общаги строго вдоль одной улочки расположены.


vchernik 6 октября 2010 г. в 00:52

Николай, спасибо за ответ и надеюсь, что вы всё восстановите.


Анонимный 21 февраля 2011 г. в 23:32

>Где там можно заблудит00;ся? Все общаги строго вдоль одной улочки расположены.

Двойка, одна из аспирантский общаг - прямо напротив универа. Зато другая аспирантская, не помню номер, в лесочке, за восьмерками, с первого раза не найдешь, тем более что все короткие подходы - тропинки через лес.
А так, да, все студенческие общаги вдоль Пирогова... :)

Все авторы